3 декабря в нашей стране отметили День юриста. Сегодня в рубрике «Двойной портрет» — интервью с Натальей Александровной Любимовой и Татьяной Витальевной Поляковой – судьями Кольчугинского городского суда, вышедшими в почетную отставку в 2017 году. Наталья Александровна хотела стать химиком, а Татьяна Витальевна – модельером. Но судьба распорядилась так, что пришлось вникать не в химические, а в судебные процессы и носить такую непривычную для женских плеч мантию. Мантию, под которой долгие годы работы в суде билось ранимое женское сердце…

Наталья Александровна Любимова

— Как выбрали эту профессию?
— У меня была мечта быть химиком, поступала в вуз с этим профилем, но по состоянию здоровья меня не пропустили. Я не знала, чем себя занять. Профессию юриста  не рассматривала вообще, но чисто случайно зашел разговор с мамой: ей знакомая сообщила, что в суде будет вакансия секретаря. «Попробуй, сходи, поговори. У тебя аттестат хороший!» — сказала мама. Я сходила, попала на прием к Раисе Степановне Стародубцевой, которая тогда была председателем суда, и она меня не взяла: из шести человек аппарата суда и так трое были новенькие. А тут еще я ничего не умею. Любовь Ивановна Панова, которая как раз увольнялась из суда и которой почему-то хотелось мне помочь, успокоила: «Подожди, приди еще. Я все равно уйду, а тебя, скорее всего, примут на работу». И я несколько дней приходила к Раисе Степановне и говорила: я хочу. И в конце концов она взяла меня «за настырство». И потом мы с ней долго работали, я была у нее секретарем судебного заседания, и она меня держала под своим крылом – учила, помогала. Чтобы получить высшее юридическое образование, уехала  поступать в Ярославский университет на рабфак, но вовремя трудоустроиться не получилось, а туда принимали только работающих абитуриентов. И я вернулась в Кольчугино, снова пришла работать в суд. Ну, а в третий раз я уже переступила порог нашего суда в 2000 году, когда был подписан Указ Президента РФ о назначении меня на должность судьи. Правда, закончила я не Ярославский университет, а Московскую юридическую академию, сейчас она имени Кутафина.
— Помните ли свое первое судебное заседание?
— Интересно, что, когда я пришла работать судьей, я взяла неоконченные дела Раисы Степановны Стародубцевой, которая как раз тогда ушла в почетную отставку. Первое мое судебное заседание было по возмещению ущерба, возмещению вреда здоровью, причиненного в  результате ДТП. Это же дело прошло мое первое кассационное обжалование, и решение было оставлено без изменения. Когда меня провожали в отставку, коллеги подарили мне копию приказа о моем  назначении судьей, а также копии принятых мною первого и последнего решений.
— Какой судебный процесс особенно запомнился? Удавалось ли отключать сердце во время каких-то резонансных дел?
— Председатель суда Елена Евгеньевна Белогурова сразу ставала давать серьезные дела, сравним, как котенка в воду бросить: выплыву – не выплыву… Я ей очень благодарна за это, потому что именно в такой ситуации учишься работать. Елена Евгеньевна передала мне, в основном, так называемые трудовые и семейные дела. Последние были для меня особенно тяжелы, не потому что, я не знала, как применить закон, а потому что, разбирая семейные споры, такие ситуации услышишь, что  слезы наворачиваются, а ты должна быть беспристрастной… Самое главное для судьи – не расплакаться и держать при себе эмоции. А семейные дела – это практически всегда эмоции, это всегда тяжело. Лишение родительских прав, когда рассказывают, как ребенка обоснованно забирают от мамы органы опеки, а он хватается за родного человека, потому что мама – какая бы она ни была — всегда остается для него мамой, это всегда тяжело.. И порой в процессе приходилось воспитывать родителей, хотя вроде мы не воспитатели. Вы спросили о запомнившихся делах. А я помню одно дело, когда шестнадцатилетняя девочка подает иск о лишении родительских прав своего отца. Психологически тяжело было рассматривать это дело, потому что семья была замечательная. Папа, мама и дочка любили друг друга. Происходит ДТП, мама погибает, папа выживает. Девочка проживает с папой, и он женится во второй раз, начинает злоупотреблять спиртным. Она рассказывает, как папа приходит пьяный с работы, будит ее ночью, заставляет вставать на табуретку и, стоя на одной ноге, рассказывать уроки… Девочка уходит жить к бабушке, но, несмотря на то, что она предъявила иск, она ждет от папы другого, она же помнит о том, как хорошо они жили, когда была жива мама… Это очень тяжело… А с другой стороны, суд – это не всегда только слезы и негатив. Часто бывает, что суд помогает людям не только разрешить конфликт, но и назначить пенсию, установить какие-то факты, которые помогут реализовать их права. Помню одно дело цыганки – установление факта проживания на территории России. Не секрет, что эти люди часто живут без документов. Чтобы этой цыганке получить паспорт, необходимо было доказать, что она является гражданкой России. А для этого необходимо было установить факт проживания на территории России на 06.02.1992 года для упрощенного установления гражданства России. Мало того, что она неправильно пишет заявления, и ей в суде несколько раз обоснованно отказывают в их приеме, так и само дело по всему смотрится на отказ в установлении факта. Когда заявление попадает ко мне, и я тоже понимаю, что перспективы нет: женщина не ориентируется в годах, не грамотна и не сможет найти достоверных доказательств. В процессе она рассказывает о том, как подрабатывала  в совхозе Серп и Молот  неофициально без документов, а теперь ей очень тяжело – сказывается возраст — очень болят ноги, а обратиться в поликлинику она не может. Жить не на что, а побираться она не хочет. И я понимаю, что она ничего не сможет сама доказать. И надо ей помогать. Посылала везде запросы, хотя могла ничего этого и не делать. А потом мы провели выездное судебное заседание в Серпе, потому что люди, которые могли подтвердить факт ее проживания, ради цыганки в город на суд отказались ехать. А в деревне она привела свидетелей, которые всё подтвердили. И мы установили ей факт проживания. И это был прецедент, ведь не часто увидишь цыган с паспортом.
— Наталья Александровна, на Вас оказывали давление? Угрожали?
— Надо отдать должное нашим председателям суда и определенному спокойствию в нашем городе – во время работы я не ощущала никакого давления на себя. Да, мы люди, проживающие в этом городе и хорошо знающие тех, кто стоит у власти. Но никогда это не было препятствием для вынесения решений. Что касается угроз и недовольства, то надо понимать: суд – это юридическое разрешение конфликта, а психологического разрешения часто не происходит. И поэтому когда люди проигрывали дело, они всегда считали, что виноват судья, что кто-то кому-то заплатил… Хлопали дверями, говорили, что наведут порчу – такое было. И определенная тревога в душе оставалась. Но я была уверена, что решения принимала правильно. Потом ведь домой приходишь – в голове все прокручиваешь…
— Вот об этом мой следующий вопрос, о том, что профессия судьи не отпускает, даже когда вы приходите домой. Часто ли приходилось жертвовать семьей ради работы?
— Эта профессия никогда не отпускает. Ложишься спать и думаешь: вот этот запрос не отправила, а вот здесь надо бы с другой точки зрения посмотреть… И я говорю огромнейшее спасибо моему мужу за его терпение. Я приходила домой, и мне надо было отключаться. Отдохнуть от всего – ничего не видеть, ничего не слышать. Мой муж это понимал. Бывали случаи, когда я чуть ли не до полуночи сидела и отписывала решения. Ведь принятие решения – сложный и ответственный процесс. Можно все изучить, всех опросить, знать, какой закон применить, но ситуацию оценить можно по-разному. И даже когда уходишь в отпуск, каким бы он долгим у судей ни был, неделю-полторы отписываешь решения, потому что люди-то ждут! Поэтому и домашние планы сдвигаются.
— Сегодняшний суд заметно отличается от того суда, в который Вы когда-то пришли. Идет судебная реформа, введен электронный документооборот и много чего еще. Каким, на Ваш взгляд, стал сегодняшний суд?
— Вообще-то в суде с конца 90-х постоянно что-то меняется, потому что сама жизнь меняется. Свое первое решение я еще писала от руки, потом, спасибо заводу «Электрокабель», нам дали списанный компьютер. И это была существенная помощь, потому что если раньше решение занимало три страницы рукописного текста, а сейчас – от 7 до 14 страниц печатного! Знаете, мы всегда работали очень человечно, старались выслушать людей – а вдруг прозвучит то, что всё изменит? И поэтому мы не зачерствели. Сейчас гораздо больше дел, они гораздо сложнее. И требование времени в том, чтобы рассмотреть дело быстро, качественно, с минимумом эмоций. А я не могу без эмоций, я не могу не видеть человека. Не могу сказать, что сейчас судьи не видят людей, но все происходит более жестче – таково требование времени.
— Вопрос о мантии, которую судья надевает во время судебных заседаний. Не казалось ли Вам, что она незримо оставалась на Ваших плечах даже во внерабочее время?
— Мантия – это не только признак судебной власти, но и, в первую очередь, огромная ответственность. Ты понимаешь, что в ней должен быть грамотным, корректным, уважительным, несмотря на то, что ты – обычный человек, с какими-то личными проблемами и разным настроением. Безусловно, тот настрой, с которым ты идешь на судебное заседание, ты потом приносишь домой.
— Легко ли Вам далось решение об отставке?
— Я спокойно приняла это решение, я сама хотела этой отставки и спасибо, что меня поддержали, меня хорошо проводили.
— Чем Вы занимаетесь?
— Я сейчас на такой положительной волне! Занимаюсь семьей, домом, отдыхаю. У меня сын маленький, ему восемь лет. Живу его жизнью: плавание, танцы, «рукопашка», школа, уроки… Есть чем заняться. Спасибо Управлению Судебного департамента, который организует отдых судей в отставке: ездили в Суздаль, на Фатьяновский фестиваль в Вязники… Поработала – хватит. Это другая жизнь, которой я была лишена. И эта жизнь только начинается…

Татьяна Витальевна Полякова

— Татьяна Витальевна, как Вы выбрали эту профессию?
— После школы полгода училась в текстильном институте в городе Иваново. Не понравилось и решила бросить. Устроилась секретарем судебных заседаний в Ивановский районный суд, а затем поступила в Ивановский государственный университет на юридический факультет. После учебы переехала из Иванова жить в Кольчугино, откуда родом муж. Пять лет работала на заводе «Электрокабель» юристом. 16 лет работала помощником Кольчугинского межрайонного прокурора, и после этого по приглашению председателя суда Владимира Михайловича Шульгина стала федеральным судьей.
— Помните ли свое первое судебное заседание?
— Помню смутно. За мной сразу закрепили  гражданские и уголовные дела в отношении несовершеннолетних. В основном, с этой категорией дел я и работала где-то до сентября 2016 года. Сказать, что у меня были наставники в Кольчугинском суде, не могу, так как поначалу в работе помогла практика в прокуратуре. Кроме того, вспоминала пятилетнюю  работу в Ивановском районном суде с председателем суда Ольгой Николаевной Федяниной. Кстати, тогда мы тоже рассматривали много дел о несовершеннолетних. То есть при работе судьей как бы в наставничестве необходимости не было.
— Какой судебный процесс особенно запомнился?
— Как правило, больше запоминаются многоэпизодные уголовные дела,  потому что это человеческие судьбы.  Припоминаю дело пятилетней давности по Кольчугинскому охотохозяйству. Вменялось 75 преступлений о мошенничестве председателя и бухгалтера,  27 томов дела. Почти все эпизоды  судом были переквалифицированы, по 53 составам подсудимые полностью оправданы. По делу свидетелями проходили охотники и рыболовы Кольчугинского района, люди эмоциональные, резкие, все по-разному относились к совершенному и высказывали это. Хорошо помнится одно из последних уголовных дел, которое рассматривала в прошлом году – из-за него я практически лишилась отпуска, так как не могла долго рассмотреть, чем серьезно подорвала свое здоровье. Это было дело по сбыту наркотиков в организованной преступной группе. Пятеро активных в судебном заседании подсудимых в ходе рассмотрения заявляли разнообразные обоснованные и необоснованные ходатайства, любыми не противозаконными способами затягивая окончание процесса, это было очень тяжело. И вообще, работа судьи это постоянные стрессы, очень утомительный труд, я бы сказала, на износ.
— Пожалуй, будет уместным вопрос о том, оказывали ли на Вас давление? Угрожали?
— Да, были угрозы. Пусть не прямого характера, но определенно намекающие. К примеру, «судье не плохо побыть в положении подсудимых» либо «желаем здоровья вашей семье и Вам…», «место жительства нам известно».
— Татьяна Витальевна, удавалось ли отключать сердце во время каких-то резонансных дел, например, дел по ювенальной юстиции, Вы ведь вели это направление…
— Нет, не получалось. Дела в отношении несовершеннолетних — самые эмоциональные, особенно, когда допрашивала детей о жизни в семье. Они не настолько сложны по квалификации, по доказательствам, сколько по большому объему и эмоциям — их никуда не денешь, все принимаешь близко к сердцу. Да и любое другое дело все равно пропускаешь через себя.
— Не могу не спросить о том, часто ли приходилось жертвовать семьей ради работы?
— Семья страдала. Приходила с работы «никакая», в голове одни мысли о рассматриваемом деле. Только когда что-то важное случается – ребенок , муж заболели, сама расклеилась – вспоминаешь о своей проблеме и о семье. Себя ругаешь, что так относиться к жизни нельзя.
— Вопрос о мантии, которую судья надевает во время судебных заседаний. Не казалось ли Вам, что даже когда вы ее снимаете, она все равно остается на Вас?..
— Всегда было такое ощущение. И даже когда по улице идешь или дома, когда в отпуске или на больничном, в гостях, все равно держишь себя как в панцире, находишься всегда в напряжении и в любое время готова приступить к работе.
— Пока Вы работали в суде, в Вашей жизни мало что менялось, зато менялся сам суд. Каким он стал сегодня? Каким сделало его время?
— Сегодняшний суд – это большой документооборот, объемные приговоры и решения,  обязательное обоснование  в судебном решении каждого своего вывода. Жесткий контроль руководства за сроками рассмотрения дел и качеством. Изменилось отношение к судьям, стало меньше уважения. И мы, судьи со стажем, это не понимаем. Для молодого поколения, то есть для нашей смены, наверное, это будет более приемлемо.
— Легко ли Вам далось решение об отставке? Как изменилась Ваша жизнь?
— Написала заявление с легкостью. Для меня было очевидно, что пора уходить – во-первых, из-за состояния здоровья, во-вторых, поняла что очень устала от постоянного напряжения, больше работать не хочу и не могу. Жизнь и здоровье в настоящее время изменились к лучшему,  посвящаю себя семье и себе любимой. Поскольку ушла в отставку в весенний период, летом смогла, совмещая с отдыхом, заниматься дачей,  привела в порядок родительский дом. Общаюсь с друзьями, знакомыми, посещаю культурные мероприятия, читаю, смотрю телевизор, фильмы,  ежедневно  гуляю по городу. Одним словом, сейчас я наслаждаюсь жизнью. Смотрю на все происходящее другими глазами.